Позднее слово «федерации» опять вошло в моду. Иногда считают, что она может стать компромиссом между идеями «двух государствами для двух народов», о чем сейчас имеется всемирный консенсус, и «единого государства», популярного в радикальных кругах. «Федерация» представляется чудом, сводящим «два государства для двух народов» в единое образование. Два в одном, и один в двух.

СЛОВО «федерация» меня не пугает. Напротив, я употребил его в таком же смысле 52 года назад.

2 июня 1957 года мой журнал «Хаолам Хазе» (Сей мир) опубликовал первый подробный план независимого палестинского государства, которое должно возникнуть рядом с Израилем. Западный берег тогда входил в Иорданию, а полоса Газы была оккупирована Египтом. Я предложил помочь палестинцам избавиться от оккупантов. По этому плану два государства, Израиль и Палестина, должны были образовать федерацию. Я думаю, подходящим названием для нее был бы «Иорданский Союз». Через год, 1 сентября 1958 года, был опубликован «Еврейский Манифест», и я горжусь тем, что принимал участие в его составлении. Это был обширный план кардинальных изменений Израиля во всех аспектах, его глубокого преобразования. По готовности к переоценке всех принципов государства и глубине мысли этому плану нет аналогов с момента провозглашения Израиля и по сей день. Среди его авторов были Натан Йелин-Мор, экс-глава группы Штерна, Бояз Эврон, Амос Кенан и еще несколько человек.

Мне поручили написать главу об израильско-арабском мире. Предполагалось, что рядом с Израилем будет создано суверенное палестинское государство, постепенно обретающее всё более широкую юрисдикцию. Мне нужно было придумать новое ивритское слово, которое заменило бы собой иностранный термин «федерация», и я предложил назвать ее «Угда» (группировка), а «Иорданская Федерация» звучала бы на иврите как «Угдат ха-Ярден», или «Иттихад аль-Урдун» – на арабском. (К моему огорчению термин «Угда» не прижился. Армейское командование использовало это слово для обозначения дивизии – группировки полков или бригад).

После Шестидневной войны, когда вся территория от Средиземного моря до реки Иордан оказалась под контролем израильской армии, новое политическое движение, названное «Израильско-палестинской федерацией», выступило с призывом о незамедлительном создании рядом с Израилем палестинского государства. Основали движение в основном те же составители «Еврейского Манифеста».

Когда эта историческая возможность была упущена, а оккупация становилась все более гнетущей, я решил отказаться от термина «федерация». Я ощутил, что обе стороны относились к нему с опаской. Израильтяне опасались, что федерация послужит камуфляжем для происков по созданию двунационального государства, отвергаемого подавляющим большинство израильтян-евреев. Палестинцы же боялись, что она станет прикрытием постоянной израильской оккупации.

Нужно помнить, что первоначальный план раздела, принятый Генеральной Ассамблеей ООН 29 ноября 1947 года, предполагал создание некоего подобия федерации, хотя сам термин в нем не использовался. План предусматривал создание еврейского и арабского государств, а также придание Иерусалиму статуса отдельного образования под юрисдикцией ООН. Все эти единицы должны были стать частями экономического союза с общей таможенной границей, валютой, железными дорогами, почтой, портами, аэропортами и так далее. Практически это и являлось федерацией.

ГЛАВНАЯ ПРОБЛЕМА в том, что у слова «федерация» нет согласованного и обязывающего определения. Его используют для описания очень отличающихся режимов в разных частях мира. Это же самое можно сказать и о «конфедерации».

Ни одна страна в мире не является полным подобием другой, и все федерации тоже различны. Все страны и все федерации сформировались в ходе определенных исторических процессов при конкретных обстоятельствах и отражают особенности создавших их народов.

Слово «федерация» происходит от латинского «foedus» – договор. Она и является, по сути, пактом между государствами, решившими объединиться на определенных условиях. США – это федерация, так же как и Россия, но много ли между ними общего?

Соединенные Штаты – это, теоретически, добровольное объединение штатов. Штаты обладают многими правами, но во главе федерации стоит президент, наделенный огромной властью. Практически же, Соединенные Штаты – единая страна. Когда в 1860-ом году южные штаты попытались отделиться и создать свою «конфедерацию», северяне подавили этот «бунт» в ходе жестокой гражданской войны. Каждое утро миллионы школьников в Соединенных Штатах произносят клятву верности флагу страны и «одной нации под Богом».

Россия официально также является федерацией, но здесь этот термин наполнен совсем другим содержанием. Москва назначает областных губернаторов, а Владимир Путин правит страной как феодал. Когда Чечня попыталась выйти из состава Российской Федерации, она была разгромлена с еще большей жестокостью, чем американские конфедераты в ходе гражданской войны. (Что не помешало Путину поддержать две отколовшиеся провинции соседней Грузии).

Германия определяет себя как «федеративную республику» («Bundesrepublik»). Она состоит из «земель», обладающих большой степенью автономности. Швейцария называет себя «конфедерацией» на французском и итальянском языках и “Eidgenossenschaft” (клятвенным союзом) – на немецком, а ее кантоны обладают автономностью. И всё же это неразрывно связанная страна.

Обычно предполагается, что «федерация» более прочный союз, чем «конфедерация». В реальности же различие между ними весьма расплывчато. Представляется, что американцы, русские, немцы и швейцарцы отождествляют себя в первую очередь со всей страной, а не с ее отдельными провинциями. (За исключением, разумеется, баварцев).

Новая Европа – это конфедерация практически с любой точки зрения. Однако, ее основатели так ее не называют, отдав предпочтение менее определенному термину «Европейский Союз». Почему? Возможно, они сочли, что термины «федерация» и «конфедерация» устарели. Возможно, они нашли эти термины слишком обязывающими. Слово «союз» не налагает на его членов определенных обязанностей, и они могут вкладывать в него любое согласованное содержание и время от времени его варьировать. Когда «Лиссабонское соглашение» будет полностью ратифицировано, этот союз вновь измениться.

ПОЭТОМУ нет никакого смысла обсуждать идею израильско-палестинской федерации в общих терминах, не определив с самого начала, что под ней подразумевается. Разные люди вкладывают в это слово совершенно разные и часто противоречащие друг другу намерения.

Например, мне недавно попался на глаза план образования федерации, по которому каждый человек будет иметь право поселяться в любой ее части, сохраняя гражданство одной из них. Не могу представить себе, чтобы большинство израильтян или палестинцев с восторгом отнеслись к этой идее. Израильтяне будут опасаться, что арабы вскоре образуют внутри Израиля большинство, а палестинцы – что израильские поселенцы завладеют всеми высотами от моря до Иордана.

При любом обсуждении федерации, вопрос об иммиграции становится острым камнем преткновения. Будет ли разрешено миллионам палестинских беженцев вернуться на территорию Израиля? Будет ли разрешено миллионам еврейских иммигрантов затопить государство Палестина?

То же касается и выбора места жительства. Сможет ли гражданин Палестины поселиться в Хайфе, а гражданин Израиля – в Наблусе, как, например, поляк сейчас может поселиться во Франции, житель Нью-Йорка – в Майами, а кантона Цюрих – в кантоне Ури?

КАЖДЫЙ ИЗ НАС, рассматривая идею федерации, должен решить, чего он хочет. Изобразить на бумаге прекрасный план, у которого не будет ни малейшего шанса на осуществление, поскольку в нем не учтены стремления обоих «партнеров» – или рассмотреть реальные варианты?

Практически федерация может быть образована лишь на основе свободного соглашения двух сторон, то есть, если оба партнера – израильтяне и палестинцы – сочтут, что она дает им определенные преимущества и не противоречит их национальным чаяниям.

По моему мнению, практический путь реализации этой идеи мог бы быть таким:

1-й этап. Создается суверенное палестинское государство: этот шаг должен предшествовать любому другому. Должна быть прекращена оккупация, а Израиль должен уйти за «зеленую черту" (при возможном взаимно согласованном обмене территориями). Это относится и к Иерусалиму.

2-й этап. Обе стороны согласовывают характер отношений между ними и привыкают жить рядом друг с другом. Должны быть предприняты реальные шаги к примирению и залечены раны прошлого. (Например, следовало бы создать «Комиссию правды и примирения» по южноафриканскому образцу). На практическом уровне, реализуются справедливые соглашения по таким вопросам, как передвижение между двумя государствами, раздел водных ресурсов и т.п.

3-й этап. Оба государства начинают переговоры по созданию совместных институтов. Например, принимаются меры по открытию границ между ними для перемещения людей и грузов, созданию экономического союза, общей валюты, «таможенного конверта», по совместному использованию портов и аэропортов, координации международных связей и т.п. У граждан одного государства не будет автоматического права поселяться на территории другого. Каждое государство будет самостоятельно определять свою иммиграционную политику.

Обе стороны смогут принять совместное решение о приглашении Иордании в качестве третьего партнера в предлагаемом договоре.

Эти переговоры могут быть успешными лишь в том случае, если каждое из государств-партнеров будет убеждено, что сможет извлечь выгоды из партнерства. Поскольку Израиль экономически и технически сильнее, он должен быть готов сделать щедрые предложения.

4-й этап. По мере укрепления доверия между сторонами будут углубляться и развиваться партнерские отношения и расширяться полномочия совместных институтов.

Возможно, на этом этапе созреют условия для более широкого объединения всего региона по образцу Европейского Союза. Такое объединение может включать арабские государства, Израиль, Турцию и Иран. В прошлом я предложил для него название «Семитский Союз». (Турция и Иран не относятся лингвистически к «семитским» нациям, но ислам является семитской религией, играющей важную роль в их культуре).

Таким видится будущее, и оно может быть реализовано. Перефразируя несколько потускневший лозунг Барака Обамы: «Это мы можем!»