Для тех, кто еще не нашел ответа, подскажу, что эта страна – Пруссия.

Но если кого-то из читателей одолевало искушение решить, что все сказанное относится к Государству Израиль – соглашусь, что и они правы. Все вопросы можно отнести и к нашей стране. Сходство двух государств удивительно. Да, эти страны географически весьма различны и существовали в разные исторические эпохи, но сходство между ними вряд ли можно отрицать.

Перед ней трепетали 350 лет, с тех пор как Пруссия возникла под именем Марки Бранденбург (марка – это пограничная зона). Территория на северо-востоке Германии сперва была отвоевана у ее славянских жителей и находилась вне пределов Германского Рейха. По сей день многие ее топонимы (включая такие предместья Берлина как Панков) несомненно славянского происхождения. Можно утверждать, что Пруссия возникла на руинах другого народа (немногие потомки которого все еще проживают там).

Исторический курьез: за эту землю сперва заплатили наличными. Дом Гогенцоллернов, знатного семейства из Южной Германии, купил территорию Бранденбурга у германского императора за 400 000 венгерских гульденов. Не знаю, в какой степени это сравнимо с деньгами, заплаченными Еврейским национальным фондом за часть Палестины до 1948 года.

Событием, определившим всю историю Пруссии до Второй мировой войны, был холокост: 30-летняя война. В эти годы – с 1618-го по 1648-ой – почти все армии Европы воевали друг с другом на немецкой земле, разрушая все подряд. Солдаты – многие из них были наемниками и подонками из подонков – убивали и насиловали, мародерствовали и грабили, сжигали города и сгоняли со своей земли несчастных, которым удалось остаться в живых. Треть немецкого населения была уничтожена, а две трети деревень – разрушены. (Бертольд Брехт обессмертил этот холокост в пьесе «Мамаша Кураж и ее дети»).

Север Германии – это широкая открытая равнина, не защищенная океаном, горами или пустыней. Прусским ответом на военное опустошение стало создание железной стены: мощной регулярной армии, которая должна была возместить отсутствие морей и гор, и быть готовой к отражению любых врагов в любой их комбинации.

Вначале армия была незаменимым инструментом для защиты самого существования страны, а затем стала центром ее жизни. Это случилось, когда силы обороны стали армией агрессоров и завоевателей, наводившей страх на соседей. Для некоторых прусских королей армия стала самым важным в их жизни. Какое-то время солдаты и их семьи составляли четверть жителей Берлина. Есть прусская поговорка: «Der Soldate / is der beste Mann in Staate» (Солдаты – лучшие люди страны). Поклонение армии стало культом, чуть ли не религией.

ПРУССИЯ никогда не была «нормальной» страной с однородным населением, прожившим бок о бок несколько веков. Но проведя хитрую комбинацию военных побед, дипломатических ходов и расчетливых брачных союзов, ее правители преуспели в присоединении к основному владению всё новых и новых земель. Эти территории не прилегали друг к другу, а некоторые были весьма разбросаны.

Одна из них, Пруссия, и дала имя всей стране. Первоначально Пруссией назывался край на берегу Балтийского моря, в той его части, которая сейчас принадлежит Польше и России. Его завоевал Орден тевтонских рыцарей, возникший во время пребывания крестоносцев в Акко – останки их главного замка Монфорт (Штаркенберг) все еще можно увидеть в Галилее. Германские крестоносцы решили, что, вместо того, чтобы сражаться с язычниками в дальних краях, будет гораздо правильней пойти походом на неверных соседей и отобрать у них землю. Мало-помалу бранденбургским принцам удалось завладеть этой территорией, и они присвоили ее имя всем своим владениям. Им также удалось повысить свой статус и стать королями.

Неоднородность Пруссии, скроенной из отдельных кусков, и породил главное прусское изобретение: «Государство». Именно этот фактор объединял разношерстное население, разные группы которого держались местного патриотизма и традиций. Преданность «Государству» стала священной, превосходящей все другие виды лояльности. Прусские философы видели в «Государстве» воплощение общественных добродетелей: окончательный триумф человеческого разума.

Прусское государство вошло в пословицу. «Порождение дьявола» с точки зрения его врагов, оно во многих отношениях представляло собой упорядоченную законопослушную структуру, а его чиновничество не было запятнано коррупцией. Должностные лица Пруссии получали жалкое жалование, жили скромно и чрезвычайно гордились своим положением. Позерство было им чуждо. Столетия назад, когда другие крупные страны об этом и не задумывались, в Пруссии уже действовала система социальных гарантий. В стране существовала невиданная веротерпимость. Фридрих Великий заявил, что «каждый волен идти к счастью своим путем». Как-то он сказал, что если турки решат поселиться в Пруссии, он построит для них мечети. На прошлой неделе, через 250 лет, в Швейцарии состоялся референдум, запретивший строительство минаретов по всей стране.

ПРУССИЯ была очень бедна – не имея природных ресурсов, сырья и хорошей почвы, она использовала свою армию для захвата более обильных пространств. Из-за бедности население было редким, и прусские короли прилагали большие усилия, чтобы привлечь иммигрантов. В 1731 году, когда десятки тысяч протестантов в Зальцбурге (теперь это часть Австрии) стали объектом преследований католического властителя, король Пруссии пригласил их к себе. Они перебрались с семьями и скарбом, пройдя пешком через всю Германию до Восточной Пруссии. Когда католический король Франции устроил резню гугенотов (протестантов), тех, кто остался в живых, пригласили в Пруссию, и они поселились в Берлине, внеся немалый вклад в развитие страны. Евреи тоже могли селиться в Пруссии, чтобы способствовать ее процветанию, и философ Мозес Мендельсон стал светилом прусской интеллигенции.

После раздела Польши в 1771 году между Россией, Австрией и Пруссией, в Пруссии возникла проблема национального меньшинства. На вновь обретенной территории проживало многочисленное польское население, сохранявшее свою национальную идентичность и язык. Пруссия повела активную, четко организованную сверху и расписанную до мельчайших подробностей кампанию заселения этого края. Немецкие поселенцы получали участок земли и большие финансовые привилегии, а польское меньшинство всячески угнетали и дискриминировали. Прусские короли хотели «германизировать» приобретенный край, во многом теми же способами, какими израильское правительство стремится «евреизировать» оккупированные территории.

Прусская экспансия непосредственно повлияла на еврейскую колонизацию Палестины. Она стала, и не случайно, примером для отца сионистского поселенчества Артура Руппина: он родился и вырос в польской части Пруссии.

Влияние прусской модели на сионистское движение почти во всех сферах жизни невозможно преувеличить.

Основатель движения Теодор Герцль родился в Будапеште и прожил большую часть жизни в Вене. Его восхищал новый Германский Рейх, образованный в 1871-ом году, когда Герцлю было 11 лет. Король Пруссии – составлявшей почти половину территории Рейха – надел корону германского императора, и Пруссия ощутила себя новой империей. Дневники Герцля полны восторженных записей о германском государстве. Он искал расположения Вильгельма II, Прусского Короля и Императора Германии, который соблаговолил принять его в своем шатре у ворот Иерусалима. Герцль хотел, чтобы кайзер стал покровителем сионистского проекта, но Вильгельм заметил, что хотя сионизм идея сама по себе прекрасная, «она не может быть осуществлен евреями».

Герцль был не единственным, кто оставил на сионизме прусско-германский опечаток. Его превзошел Руппин, имя которого известно израильским детям разве что по названию улицы. Но Руппин повлиял на формирование сионизма больше, чем кто-либо другой. Именно он был подлинным лидером сионистских иммигрантов в Палестине при ее становлении, в годы второй и третьей алии (волн иммиграции) в первой четверти 20 века. Он был духовным отцом Берла Кацнельсона, Давида Бен-Гуриона и их поколения, основателей сионистского рабочего движения, занявшего главное место в еврейском обществе Палестины, а позднее – Израиля. Именно он, по сути, изобрел кибуцы и мошавы (кооперативные поселения).

Почему же его имя практически вычеркнуто из официальной памяти? Потому что о некоторых сторонах Руппина лучше забыть. Перед тем, как стать сионистом, он был крайним прусско-германским националистом, одним из отцов «научного» расизма, и верил в превосходство арийской расы. До конца жизни он занимался измерением черепов и носов, ища доказательства разным расистским идеям. Его напарники и друзья создали «науку», которая вдохновила Адольфа Гитлера и его последователей.

Сионистское движение было бы невозможно без трудов Генриха Греца, историка, создавшего тот образ еврея, который мы все изучали в школе. Грец, родившийся в польской части Пруссии, был учеником прусско-германских историков, которые «изобрели» германскую нацию, точно так же, как Грец изобрел «еврейскую».

И, возможно, важнейшее, что мы унаследовали от Пруссии – это представление о «Государстве» («медина» на иврите), как чём-то священном – идею, довлеющую над всей нашей жизнью. Большинство государств официально называются «республикой» (например, Франция), королевством (Великобритания) или «федерацией» (Россия). Официальное же название нашей страны – «Государство Израиль» – несет на себе прусский отпечаток.

Когда я впервые обратил внимание на сходство Пруссии с Израилем (в главе вышедшей в 1967 году на иврите и на немецком книги «Израиль без сионистов»), такое сравнение могло показаться безосновательным, но сейчас картина становится более выпуклой. Старшие офицеры не только заняли центральное место во всех сферах нашей жизни, а гигантский военный бюджет страны не подлежит обсуждению, но все текущие новости полны «прусских» подобий. Например, мы узнаём, что жалованье начальника генерального штаба вдвое больше жалованья премьер-министра. Министр образования объявил, что школы в дальнейшем будут оценивать по числу учащихся, выразивших желание служить в боевых частях. Звучит это очень знакомо – на немецком языке.

После падения Третьего Рейха четыре оккупирующие державы решили покончить с Пруссией и разделить ее между немецкими землями, Польшей и СССР. Это случилось в феврале 1947 года – всего за 15 месяцев до образования Государства Израиль.

Верящие в переселение душ могут сделать выводы. Есть над чем задуматься.