Статьи Ури Авнери 

«КАБАРЕ» ПРЕДУПРЕЖДАЕТ / «Ха-Арец» 28.12.11


Десятки раз в прошлом мне приходилось слышать песню «Tomorrow belongs to me» («Завтра придет мой день»), но каждый раз, слушая ее, я вздрагиваю. Песня начинается с невинных строк о травке, солнечном свете, лесном олене, березах, Рейне, цветах и пчелах. Природа в ее очаровании. Но вдруг песня начинает греметь устрашающим нацистским гимном: «Родина! Родина! Утро наступит! Завтрашний день - наш!»

В фильме Боба Фосса «Кабаре» (Bob Fosse “Cabaret”) эпизод с песней происходит в придорожном кафе. Молоденький белокурый блондин в форме гитлерюгента запевает неуверенным детским голосом, и постепенно, один за другим, преодолевая робость, поднимаются посетители ресторана, молодые и старые, женщины и мужчины и подхватывают пение. (http://www.youtube.com/watch?v=bs5bnVoZK4Q&feature=youtu.be). И вот уже все они стоят с поднятой в нацистском приветствии рукой и воодушевленно поют - все, кроме одного старика-скептика, который, скорее всего, вспоминает Первую мировую войну.

В мюзикле «Кабаре», который идет сейчас в тель-авивском камерном театре в постановке Омри Ницана, «Tomorrow belongs to me» поют на помолвке еврея Шульца (его играет Гади Ягиль) с хозяйкой дома христианкой (Мики Кам). Эту песню заводит один из гостей, все вступают в хор, а вечеринка превращается в демонстрацию приверженности нацизму.

Чем примечательна эта песня? В ней вся суть мюзикла. Сюжет «Кабаре» начинается в Берлине в 1930 году, в веселой расслабленной обстановке Веймарской республики и заканчивается, когда победа нацистов уже не за горами. Песня, на первый взгляд наивная, потрясает нас, знающих, чем всё кончилось. Это страшное знание не покидает зрителя на протяжении всего представления.

Верится с трудом, что эта песня не подлинно нацистская, а была специально написана для мюзикла по-английски (слова Джо Мастероф и Джо Ван Дротен; музыка Джон Кандер и Фред Эб), но как бы впитала в себя дух всех нацистских песен. Мне она напомнила другую, которую я много раз слышал в детстве:

«И пусть хоть вся земля лежит в развалинах,

К чертям ее! На это нам плевать!

Сегодня нам принадлежит Германия,

А завтра будет мир принадлежать...»

Когда нацисты пришли к власти, мне было девять с половиной лет. Крушение республики я видел глазами ребенка, растущего в доме, где интересуются политикой, видевшего, что творится на улице, в школе, в городе и в стране.

В основе мюзикла короткий роман английского писателя Кристофера Ишервуда «Расставание с Берлином» (Christopher Isherwood “Goodbye to Berlin”, 1939). «Кабаре» передает театральными средствами немецкую действительность того времени, свидетелем которой был автор.

Веймарская республика носит имя города, где была написана конституция этой республики, города Гёте и Шиллера, великих немецких поэтов. И действительно, культура в тот период расцвела как никогда прежде в Германии - кинематограф, литература, поэзия, изобразительное искусство, музыка и многое другое.

Одной из ярких черт этой жизни были кабаре: клубы сатирических представлений. Я был слишком молод, чтобы ходить на них, но знал, что выступают там выдающиеся актеры, чья популярность сравнима с популярностью оперных певцов – их остроты повторяли повсюду. Кабаре оставались еще некоторое время и после прихода нацистов к власти.

Вот одна из острот той поры: «Есть одно заповедное место за высокой стеной, а перед этой стеной – колючая проволока под током, а перед ней еще стена, и еще забор. Не поверите: но я, если захочу, смогу в это место попасть!»

Отец сухо пересказал мне этот анекдот и добавил: «Он туда попал...»

Во всей длинной и страшной истории Третьего рейха меня всегда мучает вопрос: Как они вообще добрались до власти? Как это могло случиться? Как один из самых культурных народов в мире, называвший себя «народом философов и поэтов» избрал на демократических выборах такую чудовищную власть? Как рухнула эта великолепная республика?

Есть много предположений, и я знаю их все: немецкая история, немецкий характер, экономический кризис, миллионы безработных, унижение Германии после Первой мировой войны, недовольство условиями навязанного Германии перемирия. Большинство этих рассуждений верны, но всё же они не дают полного и ясного ответа. Возможно, какую-то часть ответа мы находим в этом мюзикле.

Когда рухнула республика, всё пошло своим чередом: Вторая мировая война с десятками миллионов жертв, Холокост шести миллионов и, в конце концов, уничтожение Германии.

Осталось лишь понять - как всё это началось? И вообще - может ли подобное произойти в другой стране? Может ли это случиться у нас?

Когда я поднял этот вопрос в книге, которую написал 50 лет назад во время процесса Эйхмана, разразилась буря негодования. Как? У нас? В стране евреев? Этого не может быть никогда! Абсурд! Но многое изменилось с тех пор...

У Веймарской республики не было недостатка в защитниках. Даже когда нацистская партия победила на выборах, став важной и законной политической силой (а события в мюзикле относятся именно к этому времени), в Германии еще оставались значительные силы, способные предотвратить захват власти нацистами.

В 1920 году человек по имени Вольфганг Капп предпринял попытку совершить переворот и свергнуть республиканскую власть. Но профсоюзы тут же объявили всеобщую забастовку, и страна замерла: этого оказалось достаточно для того, чтобы организаторы путча бежали.

В начале 30-х, когда нацистская опасность усилилась, многие верили, что всё повторится: всесильные профсоюзы объявят забастовку и гитлеровский кошмар пройдет, как не бывало. Но в решающий момент забастовка не была объявлена, а лидеры рабочих были парализованы страхом. Многие из них и сами стали нацистами.

И еще. Штурмовики в коричневых рубашках не были единственной военизированной силой в стране. У каждой крупной немецкой партии - коммунистов, социал-демократов и консерваторов - были свои обмундированные армии и тайные склады оружия. Но никто из них не сделал ничего, чтобы спасти демократию!

Была и регулярная армия. Прекрасная армия, дисциплинированная и обученная. В соответствии с мирным договором, ее численность не должна была превышать ста тысяч. Каждый из ее солдат мог заменить офицера. Но когда в последний момент генералы стали обсуждать варианты действий против нацисткой партии, выяснилось, что значительная часть рядового и младшего офицерского состава – убежденные нацисты.

В Судный День в стране не оказалось почти никого, кто был готов защищать демократию. Почти никто к ней не стремился, почти никто не уважал ее и почти никто не понял, что демократия защищает и его. По прошествии лет, когда миллионы немцев уже погибли на русских заснеженных полях или под обломками своих же домов, думать об этом было уже поздно. У тысяч замученных в лагерях было время одуматься, но спастись уже было нельзя.

У евреев, оставшихся в Германии, тоже было время одуматься. Когда мой отец решил бежать, он был одним из немногих. Зрители «Кабаре» шокированы, когда торговец овощами, еврей Шульц, отказывается уехать даже после того, как его избили штурмовики. «Я ведь такой же немец как они, здесь ничего не случится!» Я слышал эти слова своими ушами, и не раз, когда наши родственники приходили к моему отцу и пытались уговорить его остаться. «Что ты себе думаешь? Мы немцы! Это культурная страна, Гитлер поговорит и выгонит пару польских евреев. Нас он не тронет!» Благослови господи моего отца - мы приехали в Эрец Исраэль через несколько месяцев после прихода нацистов к власти, а все наши родственники погибли в Холокосте.

Роман между евреями и немцами начался 300 лет назад. Это было искреннее чувство, похожее на то, что возникло между мусульманами и евреями в Испании. Начиная с философа Моше Мендельсона, поэта Генриха Гейне, Карла Маркса, Вальтера Ратенау и заканчивая многими другими, евреи вносили свой вклад в немецкую культуру, были частью ее. Теодор Герцль восхищался Германией Кайзера.

Нацисты убивали не только евреев, они убивали цыган, гомосексуалистов, коммунистов и многих хороших немцев. После падения демократии уже некому было защитить несчастных: судьи тоже были нацистами, полиция принадлежала нацистам, а об обществах защиты прав человека нельзя было и мечтать.

Когда много лет назад «Кабаре» поставили в камерном театре, этот спектакль воспринимался как комедия на историческую тему. Сейчас другое дело – сегодня это позиция, сегодня это предупреждение.

Уже нельзя делать вид, будто ничто не угрожает израильской республике. Наша демократия шатается под ударами правого лагеря. В его основе есть элементы, которые трудно назвать иначе, чем неофашистскими. Независимый суд, СМИ, общества защиты прав человека, арабское меньшинство - все они под прицелом, и на них ежедневно обрушиваются продуманные, целенаправленные атаки. А на местах уже наводят свои порядки штурмовики, грозящие «расплатой» и безнаказанно орудующие, благодаря всепрощению и неготовности силовых структур.

Кто защитит нашу демократию? В Веймарской республике была хоть какая-то надежда – профсоюзы, армия, полиция. В Израиле нет ничего. Профсоюзы не заинтересованы в демократии, массовые протесты были аполитичными. В Германии действовали большие партии: социал-демократы, коммунисты, верующие. А здесь? Ничего...

Если рухнет наша республика, которую мы построили такими усилиями и жертвами, что придет ей на смену? Никто не допускает мысли о том, что здесь воцарится чудовищная немецкая модель. Но история знает и более «мягкие» варианты - итальянский фашизм, режим Франко в Испании. Когда один из наших министров обнимается с диктаторами России и Беларуси, когда депутат израильского парламента оправдывает мерзости маккартизма, когда находятся те, кто симпатизируют кровавому Огусто Пиночету, а другие скучают по Сталину, вариантов становится великое множество.

Важнейшей урок, который мы можем вынести, посмотрев «Кабаре», это то, что в решающие годы своей истории немецкий народ был парализован безразличием. Люди развлекались в клубах, выпивали, занимались только собой. Типичная гражданка в мюзикле – фройлен Шнайдер. Ее ничто не интересует, она лишь хочет выжить. Она готова выйти замуж за еврея, но когда понимает, что это опасно – предает его. Главное – не вмешиваться. Какое ей дело до того, что происходит с арабами, ой, простите, с евреями.

Фройлен Шнайдер не поняла, что если ты бежишь от политики, политика сама настигнет тебя. Потому что политика и есть сама жизнь. Но только тот, кто живет при тоталитарном режиме, понимает это. Когда нет демократии, когда нет независимого суда, когда нет свободной прессы, когда нет организаций граждан - жизнь перестает быть жизнью.

Достаточно доноса соседа, чтобы очутиться в застенках гестапо или КГБ. Одного неосторожного замечания о власти, чтобы к вам постучали под утро. Когда бандит в военной форме избивает вас на улице, никто вас не защитит, даже полицейский... И это может случиться с каждым.

У нас такое уже происходит на оккупированных территориях. Да ну их, эти территории! С глаз долой – из сердца вон! Средний израильтянин и мысли не допускает, что это может произойти рядом с его домом. Еще как может!

В конце недели наши клубы переполнены, как кабаре в этом мюзикле. Люди выпивают, танцуют, кричат, ругаются... Как тогда. Так что сходите на этот спектакль, чтобы вспомнить, что тогда случилось, и чем закончилось.

Если мы хотим, чтобы «Завтра» принадлежало нам, чтобы поколения наших детей, внуков и правнуков смогли быть «свободным народом в своей стране», нам следует позаботиться об этом сегодня!

«Ха-Арец» http://www.haaretz.co.il/literature/critiques/1.1602842