Статья, написанная по случаю 46-й годовщины со дня окончания Шестидневной войны, сокращенный вариант которой был опубликован в газете “Jerusalem Post” 10 июня этого года.

ДРАМАТИЗМ этой войны превзошел любую из опер Ричарда Вагнера, будто ставил ее гениальный режиссер.

Негромкое камерное начало. В руку премьер-министра Леви Эшколя, созерцавшего парад в честь Дня независимости, вложили листок бумаги. На нем было написано, что египетские войска вошли на Синайский полуостров.

Тревога нарастает. Каждый день приносит угрожающие сообщения. Президент Египта Гамаль Абдель Насер извергает угрозы, от которых кровь стынет в жилах. Миротворцы ООН покидают свои позиции.

В Израиле опасения перерастаю в страх, а страх – в ужас. Слова Эшколя неубедительны. Произнося по радио речь, которой он хотел поднять дух общества, он запнулся и чуть ли не превратился в заику. Пошли разговоры о Втором Холокосте и об уничтожении Израиля.

Я был одним из немногих, сохранивших бодрое настроение. Когда общественное уныние достигло высшей точки, я напечатал в своем журнале "Хаолам Хазе" (Сей мир) статью под названием: «Насер загнал себя в ловушку». Даже моя жена решила, что я малость тронулся.

ОБЪЯСНЯЛОСЬ это просто: падать духом не в моем характере.

За несколько недель до этого я выступил в кибуце на сирийской границе. После выступления меня, как водится, пригласили покофейничать в кругу видных кибуцников. Мне рассказали, что «Дадо» (генерал Давид Элазар), командующий Северного округа, прочел здесь лекцию на прошлой неделе и тоже кофейничал. Как я.

Взяв с меня обет хранить тайну, они открыли мне, что Дадо – также потребовавший от них хранить этот секрет – рассказал им, что каждый вечер перед сном он молит Бога, чтобы Насер ввел свои войска в Синайскую пустыню. «Там мы их и прикончим!» – заверил он кибуцников.

Насер войны не хотел. Он знал, что его армия была к ней совершенно не готова. Он блефовал, чтобы ублажить арабские массы. Его науськивали советские лидеры, полагавшие, что Израиль вот-вот нападет на Сирию – их главного клиента в этом регионе, и что это – часть всемирного американского заговора.

(Советский посол, Дмитрий Чувахин, пригласил меня на беседу и открыл мне этот заговор. Если это так, сказал я. почему бы вашему послу в Дамаске не попросить сирийцев прекратить их пограничные нападения на нас, хотя бы временно? Посол рассмеялся: «Неужели вы, в самом деле, думаете, что кто-то здесь прислушивается к словам нашего посла?»)

Сирия позволяла недавно созданному арафатовскому Палестинскому движению за освобождение (Фатх) проводить со своей границы мелкие и неэффективные партизанские вылазки. Еще они говорили о «всенародной войне за освобождение» в алжирском стиле. В ответ на это израильский начальник генерального штаба, Ицхак Рабин, пригрозил войной, которая изменит режим в Дамаске.

Абдель Насер увидел удобную возможность, выступив в защиту Сирии, утвердить ведущую роль Египта в арабском мире. Он грозил сбросить Израиль в море. Он заявил, что заминировал Тиранский пролив, отрезав Израиль от Красного моря. (Как выяснилось позднее, там не было ни одной мины).

Прошло три недели, и напряженность стала невыносимой. Однажды Менахем Бегин встретил меня в Кнессете, отвел в боковую комнату и взмолился: «Ури, мы с тобой политические оппоненты, но в крайней ситуации мы все едины. Я знаю, что твой журнал оказывает большое влияние на молодое поколение. Пожалуйста, воспользуйся этим, чтобы поднять его дух!»

Были мобилизованы все резервные части, становой хребет армии. На улицах почти не осталось мужчин, но кабинет Эшколя всё еще колебался. Главу «Моссада» направили в Вашингтон, чтобы заручиться поддержкой Соединенными Штатами израильской акции. Под давлением общества он сформировал правительство национального единства и назначил министром обороны Моше Даяна.

И ВОТ КОГДА лук был натянут до предела, отпустили тетиву. Войска – состоявшие почти сплошь из солдат-резервистов, внезапно оторванных от своих семей и живших несколько недель во всё нараставшем нетерпении – рванулись, как стрела.

Я присутствовал на заседании Кнессета в первый день войны. В полдень нас попросили спуститься в убежище, потому что иорданцы стали нас обстреливать из соседнего Восточного Иерусалима. Когда мы там сидели, мой приятель на высокой должности шепнул мне на ухо: «Уже закончено. Мы уничтожили все ВВС Египта».

Когда я вернулся в тот вечер домой по затемненному городу, жена мне не поверила. Израильское радио не проронило об этом невероятном достижении ни слова, а радио Каира рассказывало своим слушателям, что «Тель-Авив объят пламенем». Я чувствовал себя женихом на похоронах. Военная цензура запретила любое упоминание о победах – и в эфире звучали лишь дурные предзнаменования.

Почему? Израильское правительство – полагало вполне справедливо – сочло, что если арабские страны и Советский Союз поймут, что их сторону постигла катастрофа, они потребуют от ООН немедленно прекратить войну. Так и случилось – но к тому моменту наша армия уже приближалась к Каиру и Дамаску.

Когда на этом фоне было объявлено о победе, она казалась невероятной – столь невероятной, что многие увидели в этом руку Господа. Наша армия, созданная в крошечном государстве Израиль, каким он был в те дни, захватила весь Синайский полуостров, Голанские высоты, Западный берег, Восточный Иерусалим и полосу Газа. От «Второго Холокоста» до чудесного избавления прошло лишь шесть дней.

БЫЛА ли эта война «оборонительной» или «наглой агрессией»? В сознании израильтян она была и остается исключительно оборонительной войной, которую развязали «арабы». Но говоря объективно, нападение совершила наша сторона, хотя ее дерзко провоцировали. Через несколько лет, когда я мимоходом обронил такую мысль, один из наших ведущих журналистов так возмутился, что перестал со мной разговаривать.

Как бы то ни было, реакция израильского общества была потрясающей. Вся страна впала в безумие. Горы победных альбомов, победных песен, всякой победной всячины взвинчивали истерию. Надменности не было границ. Не могу сказать, что меня совсем не задел этот угар.

Ариэль Шарон хвастал, что израильская армия могла бы дойти до Триполи (в Ливии) за шесть дней. Возникло движение за Великий Израиль, и многие известные лица шумно требовали включить себя в его члены. Поселенцы не заставили себя ждать.

Но, как и в греческой трагедии, надменность не остается безнаказанной. Золото рассыпается в прах. Величайшая победа в истории Израиля стала его величайшим проклятием. Оккупированные территории стали туникой Несса, прилипшей к нашему телу, чтобы отравлять и мучить нас.

Перед нападением Даян говорил, что у Израиля нет ни малейшего желания захватить новые территории, и что его единственная цель – защитить себя. Но после войны министр иностранных дел Абба Эбан заявил, что линия перемирия, существовавшая до 1967 года, это «границы Аушвица».

Поскольку генералы «всегда готовятся к прошлой войне», существовало общее мнение, что никто не позволит Израилю удерживать только что оккупированные территории. «Последней войной» был израильско-франко-британский сговор против Египта в 1956 году. Тогда президент США Эйзенхауэр и советский премьер Булганин вынудили Израиль вернуть захваченные территории до последнего дюйма.

Прежняя граница (или «демаркационная линия») имела на полпути между Тель-Авивом и Иерусалимом обращенный внутрь клин у Латруна, перерезавший главную дорогу, соединявшую эти два города. Сразу же после шести дней войны Даян поспешил выселить жителей, находившихся там трех арабских деревень и стереть с лица земли все признаки их существования. На их месте разбили национальный парк, профинансированный правительством Канады и благорасположенными канадскими гражданами. Писатель Амос Кенан был там очевидцем и написал по моей просьбе душераздирающий отчет о выселении мужчин, женщин, детей и младенцев, которые должны были пройти пешком под палящим июньским солнцем весь путь до Рамаллы.

Я попытался вмешаться, но было уже поздно. Мне лишь удалось задержать разрушение приграничного города Калькилия. После моего обращения к нескольким министрам кабинета, включая Бегина, разрушение было приостановлено. Уже разрушенный квартал восстановили, и его жителям было позволено вернуться. Но более ста тысяч беженцев, живших с 1948 года в огромном лагере у Иерихона, вынуждены были бежать в Иорданию.

Понемногу израильское правительство привыкло к удивительному факту, что никто всерьез не требует от Израиля уйти с оккупированных территорий. Во время долгого разговора с Эшколем сразу после войны я понял, что ни он, ни его сотоварищи не имели ни малейшего намерения что-либо возвращать, если их не заставят. К моему предложению помочь палестинцам создать свое государство Эшколь отнесся с насмешкой.

Так был упущен этот исторический шанс. Известно, что если Бог хочет кого-то уничтожить, то лишает его зрения – как поступили с грешниками в Содоме («…людей, бывших при входе в дом, поразили слепотою...» – Бытия 19:11) Большинство теперешних израильтян до 60 лет не могут и представить себе Израиль без оккупированных территорий.

В 46-ю годовщину этой великой драмы можно лишь сожалеть о том, что она не кошмарный сон.

На сайте «Гуш Шалом» опубликован русский перевод книги Ури Авнери «Другая сторона медали», написанной по горячим следам войны 1948 года, участником которой он был.

http://zope.gush-shalom.org/home/ru/other-side-of-coin-russian.pdf